Любое произведение лишь частично принадлежит автору. И счастлива судьба того творения, к которому прикоснётся внимательный взгляд, тонкая душа, чуткий слух. Мы уже почти привыкли к мысли, что у всякого художника свой зритель, благодаря которому, порой, складывается отношение и к самому художнику. Владимир Меркулов в своих работах многое оставляет зрителю, предполагая в нём человека чувствующего, эрудированного и способного к сопереживанию. Такого зрителя автор иногда допускает в свою творческую лабораторию. Рассматривая композиции художника, его пейзажи, можно, отстраняясь от сюжетного замысла, проследить за тем, как краски, замирая на холсте, создают острое, тонкое ощущение, которое ведёт зрителя за собой в глубины содержания изображаемых вещей, и он, не понимающий ещё открывающейся сути, доверяется той правде, которая казалось бы известна лишь острию кисти, но неведома пока беглому, стороннему взгляду.
         К чему бы ни прикоснулась тонкая поэтическая натура художника - под стихией романтического жизнеощущения преобразуются даже самые невероятно банальные вещи, приобретая и иные оттенки, и иные звучания. Субъективные переживания, сплетаясь с объективной потребностью идеала, рождают метаморфозы чувства, с их интимной проникновенностью и сложностью лирического переживания. Напряженной работой души в сущностном обнаруживается конкретное, данное и обретаемое, и, напротив, будничное, невыразительное сакрализуется, приобретает значения образа, внутреннего смысла.
         Всегда бывает интересно, каким образом художник решает проблему преодоления действительности, осознания всего случайного, минутного, и осознания, где начинается концентрация главного, закономерного, без чего не может состояться ни одна художественная форма. Полотна Владимира Меркулова выгодно отличает умение внести туда момент обобщения, создать такой эмоциональный строй, который сразу же настраивает зрителя на сопереживание, сохранив при этом мгновенность пережитого впечатления. Можно по-разному оценивать технический инструментарий автора, однако, если произведения привлекают внимание, затрагивают чувства, рождают пусть параллельно существующие, но правдивые зрительные образы, это значит перед нами произведения, отмеченные печатью подлинности, произведения, по-настоящему раскрывающие талант и мастерство автора. Трудно умолчать о материальности и плотности натуры, вещественности природного мотива, выстраиваемой по принципу безусловного зрительского доверия, посредством императивно внушённой правоты откровения и дистанцируемого и от конкретного мотива, и чистой чувственной непосредственности.
Гёте, большой знаток искусства писал: "Художник, благодарный природе, которая породила его самого, дарит ей взамен новую, вторую природу, но созданную чувствами и мыслями, совершенную по-человечески". И на самый главный в творчестве любого художника вопрос, справился ли он с той задачей, о которой писал знаменитый немецкий мыслитель, мы, говоря о творчестве Владимира Меркулова, безусловно, отвечаем положительно.
         А холсты и краски, в конце концов, лишь необходимые средства, с помощью которых художник, с той или иной степенью условности, передаёт свои чувства и мысли.
        Нельзя не обращать внимания, как интересно в работах решено пространство: цветовая вибрация воздуха создаёт особую пространственную среду, которая является для зрителя своеобразным рассказчиком, сближая и разнося планы, внося мощный эмоциональный акцент, рождающий в воображении зрителя личные, субъективные ассоциации, окрашенные личным опытом собственных впечатлений.
        Особо отметим яркое экспрессивное начало живописи, весомость, плотность его письма, и, конечно, присутствующий во всем пафос утверждения, даже в самых обыкновенных сюжетах, привычных глазу и нашей памяти. Его произведения обладают способностью долгое время держаться в памяти, когда образы, проникая в сознание и дополняясь подробностями личного опыта, обретают иллюзорность и оттеняются такими смыслами, которые тревожат чувства и будоражат разум. И невольно становишься соавтором такого произведения, которое, преодолевая грань внутреннего пространства, вплетается в мир собственной души, растворяется в себе и делается неразличимым.
        В заключение хочется привести фразу из трактата Дун Ци-чана "Заметки из кабинета живописи и созерцания", которая весьма подходит для нашего разговора о Владимире Меркулове: "Художник - человек, знающий в своей душе чистоту и благородство и сосредоточенный на окружающем его больше, нежели на себе, способный переносить посредством своей руки внутреннее на внешнее". Хотя искусство по своей сути всегда отступление от естественности, в пользу эмоционального воздействия, которое формируется посредством создания образа.

        Любая работа, а пейзажная работа в особенности, это всегда определенное соотношение сходства и несходства, в сторону того или другого, в зависимости от перевоплощений явлений и предметов в воображении художника. Поэтому искусство по своей сути всегда отступление от естественности, в пользу эмоционального воздействия, которое формируется посредством создания образа. Для пейзажа эта проблема стоит наиболее остро, поскольку не существует устойчивых клише и символов восприятия, позволяющих трактовать так или иначе изобразительный мотив. Зыбкая предметность этой работы, балансирующая на грани реальности, создаёт мир образов, исключительно острых в своей эмоциональной выразительности; цветовые пятна дрожат диссонансами, загораются вспышками и гаснут в глухих, сложных созвучиях, перевоплощая видимое пространство в пространство одухотворенное, отмеченное желанием вырваться за пределы знакомых форм чувственного мира. Интересно отметить как взаимодействуют между собой пластически-пространственное решение холста со смысловым, субъективистским планом: мост с небольшим прилегающим пространством написаны более спокойно и светло, в них отсутствует напряжение остальной земли и столь же активного неба, в то время как сама поверхность воды гасит все эти вибрации, превращаясь в спокойную и расплывчатую материю. Это позволяет воспринимать изображение, не отклоняясь в многообразие зрительных ассоциаций, подобно тому, как двухслойная музыкальная тема может вести наше сознание согласно своим, внутренним законам восприятия произведения. Без тайны, без мистического соотношения с необъяснимостью жизни, любое художественное творение, даже самый маленький стишок останется только описательным и поэтому только плоским.